стр. 1  2  3  4  5  6  ...  8  9  10  11  12  13  14  15

Он бросился в море и поплыл, чувствуя невероятное блаженство от прикосновения прохладной воды к сгоревшим за день частям тела. Заплыв подальше, он, как бы внезапно надумав понырять, повернулся и приплыл к камню. На камень он влез, таким образом, со стороны моря. Влез и принял вид независимый и досужий. Для Пляжа (которому, надо признаться, не было до его страданий никакого дела) это должно было означать, что РЖ здесь совершенно не при чем, а просто он отогревает на солнце свое якобы замерзшее в воде тело.

И никто, конечно же, не заподозрил его в нехороших намерениях, никто не стал сгонять его с камня, никто даже внимания на него не обратил.

Атлетические мужчины говорили РЖ какие-то приятные слова, называли её Наташей. Бестрепетнов позавидовал - из него теперь и под пыткой невозможно было бы выдавить ни единого приятного слова. Вообще никакого. Он встал и приготовился нырнуть. Глаза его бегали и страдали.

Тут РЖ за его спиной громко и свирепо расхохоталась какой-то атлетической шутке, рассмеялась, будто не было ничего странного и противоестественного во всей этой языческой композиции с камнем, похожей на памятник сестре Лыбеди и ее знаменитым братьям, будто не стояло рядом никакого Бестрепетнова...

Он повернулся и целую секунду смотрел на нее в упор.

Талия у нее была тонкая, бедра - широкие, а грудь - изящная и выдающаяся. И ничего нигде не висело. Зубы, белые, ровные и мокрые, излучали смех во все стороны, как радиолокатор. Черная, черная кожа живота была упруга, и там, откуда вырастали две стройнейшие загорелые ноги, заповедный каштановый треугольник цвел пышно и дерзко. Цвел властно. Мы ничего не сказали про соски. Соски смотрели вверх.

Так ей было счастливо и весело, такой поток сильной жизни исходил из нее, что она, наверное, и не замечала перед собой никаких сбитых с толку бестрепетновых. Хоть и простояла целую секунду уставясь на него.

И это была последняя секунда пребывания его на камне.

Некрасиво ударившись о воду животом, он поплыл в сторону своего лежбища, к своей Солнечной, говоря себе, что нехорошо, наверное, её надолго оставлять одну в таком стрёмном месте. Да и хватит с него подвигов. На первый день хватит.

Из моря на сушу он выходил героем, рассыпавшим противника в пыль.

- Как я нырял?

- Как дирижабль.

- Роскошную Женщину зовут Наташа.

- Познакомиться успел? Какой ты... Растешь в моих глазах.

- Доказал, что я мужчина?

- Доказал, доказал. Повернись-ка... Какая прелесть.

Бестрепетнов смутился и лег на полотенце.

И тут увидел, что две дамы, весь день не дававшие ему покоя, ушли домой. Вместо них на голые камни сел поджарый мужик лет сорока и, сняв штаны, улыбнулся Бестрепетнову. Что это могло означать, Бестрепетнов не понял, но, на всякий случай, тоже улыбнулся.

И отвернулся поскорей.

Они пролежали еще полчаса, и Лена сказала:

- Знаешь, малыш, не пойти ли нам домой? Скоро вечер.

Вот уж кого не надо было уговаривать. Душа давно просилась в тихий покой беленого закутка.

Не успел Бестрепетнов убрать в пакет полотенце, как дерзкая мысль явилась в его голову.

- Нырну-ка я еще разок. Напоследок.

- Там что? прибавилось женщин?

- Нет! - испугался Бестрепетнов. - Но надо же смыть с себя песок.

- Тогда я подожду тебя в начале пляжа. Оденусь и подожду.

На этот раз на Камне не было ни души.

Бестрепетнов нырнул, выбрался на берег и немедленно оделся.

Он шел через Пляж и отмечал, не без гордости, что уже способен смотреть на поредевшее собрание людей не смущаясь, вполне благожелательно, со здоровым чувством, без всяких фривольных мыслей (благо был одет), как какой-нибудь ответственный руководитель осматривал бы районную выставку достижений народного хозяйства. День клонился к вечеру. В мутнеющих небесах швырялись чайки. Море заиграло перламутром и поспокойнело до самого горизонта.

- Он меня сфотографировал! - сказала Лена, едва Бестрепетнов к ней подошел.

- Кто?

- Ну, этот... по соседству с нами сидел... Я надела сарафан, повернулась к нему, а он... он, оказывается, всё это время меня втихаря фотографировал...

- И что? - посуровел Бестрепетнов.

- Я ему сказала, что я, в общем, не против... но надо разрешения спрашивать, фотографируя чужих женщин... а то можно и по шее прописать. Да? Только не беги - я тебя умоляю - назад бить ему морду и всё такое. Ну его к черту. Будет чем зимой заняться старому хрену. Пошли домой.

Бестрепетнов пару секунд стоял, оценивая ситуацию, но тут опять заворочался в нем кто-то умный и сказал ему: ладно, ладно, герой... что такого, в самом деле: она же говорит, что не против... а разрешения не спросил - это от плохого воспитания, за это бить - не по-макаренковски... да и позволительно ли скандалить в таком "стрёмном", как ты говоришь, месте, как нудистский пляж?.. совершенно непозволительно!.. ты завтра хочешь сюда прийти?.. хочешь... а как же ты завтра сюда придешь, если сегодня наскандалишь, как сукин сын?..

И они пошли домой.

Надо сказать, что аппетит Бестрепетнова в тот вечер совсем покинул. Хотя не оставляло ощущение, что прожит какой-то дьявольски напряженный трудовой день. Ненужный чай был выпит в два глотка, и дверной крючок сам собою накинулся на петлю.

И оба матраца с панцирных коек обрушились на пол, перепутав свои простыни и одеяла.

И что-то прозрачное, внезапно ставшее ненужным, с легким шелестом мелькнуло вдоль стройных ног и взлетело под потолок белою чайкой.

Удивительно милым и нежным оказалось с близкого расстояния и при электрическом свете то, что весь день было подставлено палящему солнцу.

Глаза стали сумасшедшими, руки переплелись, лицо утонуло в подушке, а другая подушка убежала куда-то, в ужасе озираясь...

...когда же был погашен свет, и настало время ночи предъявить на них свои права - они долго еще не могли угомониться.

- Бугорок... Что это еще за бугорок?..

- Ну... вот такой бугорок...

- Тук-тук.

- Что?

- Кто в бугорочке живет?

- Ну, кто? Мышка живет. Как её? - норушка...

- Правда? мышка?..

- А в чем дело, товарищ?

- Да у нас тут тоже вроде мышка...

- Ну так надо, наверное, их поселить вместе...

- Да! да! - сказал Бестрепетнов.

- Там есть звоночек такой над дверкой... Звоните, звоните в этот звоночек!..

Ну, и последнее, что поздней ночью сказала Лена, засыпая, было:

- Какой у меня темпераментный, оказывается, муж... Или... как это?..

Бестрепетнов не ответил, потому что уже видел во сне одну сотрудницу из своего своего сверхсекретного института. Вот они, мужчины!.. В эту ночь ему вообще все знакомые и малознакомые женщины приснилась, кроме Таньки. Разом. Он будто сидел на какой-то докрасна раскаленной сковороде и принимал их по личным вопросам.

А потом хозяйка повысила квартирную плату.

Не Бестрепетнову, конечно. Мне.

Она сказала:

- Олег Анатольевич, давно есть к вам одно дело.

Я догадывался, что это за дело.

Я спросил:

- Сколько?

Она замялась, потом сказала неопределенно:

- Овес нынче дорог, Олег Анатольевич...

Еще бы не дорог. Олег Анатольевич не пальцем деланный. Он тоже читает обявления и готов ко всему.

Она сказала:

- Сто пятьдесят.

Я сказал:

- Понял.

Понял я только одно: что через две недели меня на этой квартире не будет.

И надо за это время все успеть.

А потом куда-нибудь свинтить.

Что интересно, предположительно мне примерно столько и осталось корпеть над этой рукописью. И потом сменить обстановку будет даже приятно. Хотя, если бы хозяйка не подняла цену, я бы отсюда сам, может, поленился бы уйти, уж больно здесь уютно, несмотря ни на что.

И тут меня осенило: а не нарочно ли это все подстроено?

Не специально ли так рассчитаны и подогнаны сроки, чтобы дописал я эту произведению, и...

И что - "и"?..

Не знаю.

И вы мне скажете после этого, что она - не из них? Да она у них пахан!

И опять настал новый день.

По дороге на Пляж Лена вдруг зашла в книжный магазин и купила там учебник французского языка. Для техникумов.

- Вот тебе... - сказала она, - манюэль дё франсэ.

- Зачем?

- Ну... во-первых, в награду за вчерашнее...

- Я тебе сегодня ночью на эфиопский язык заработаю!

- Гнусная самодовольная рожа.

- Ага. А во-вторых?

- Во-вторых...

- Да!

- Будет, чем заняться тебе на пляже. Чтобы не пялился на голых баб вокруг. Послезавтра сдашь мне экзамен. Доберешься до... - она листнула учебник, - до "Ма шамбр", урок седьмой - разрешу смотреть.

- Пощади! У меня нет лингвистических способностей!

- Разовьешь.

Широкий голый зад ПГЧ, как и вчера, разлегшегося посреди камней, как и вчера, упрятавшего под тентик голову, но не больше, показался Бестрепетнову чем-то вроде флажка путевого обходчика: дескать, проезжай, товарищ, дорога в порядке, погода хорошая.

Они пришли на свое вчерашнее место и раскинули на песке полотенце.

Все было как вчера. Голые люди бродили и лежали вокруг; две давешние дамы вытянулись поодаль и не дарили никого своим вниманием.

Бестрепетнов на этот раз не путался в деталях своего туалета и не поспешил уткнуться носом в песок. Он с достоинством разделся и отправился купаться. Лена даже удивилась.

Море приняло их в себя, омыло от соков любви и розовыми вернуло на берег.

Бестрепетнов отважно раскрыл манюэль.

- Э... э... э... - затянул он. - Ё... ё... ё... Ю... ю... ю...

- Давай, давай, - сказала Лена. - Въезжай в ланжэтранже. Теперь тебе будет чем занять мозги.

И она победоносно посмотрела на дам, лежавших сбоку.

стр. 1  2  3  4  5  6  ...  8  9  10  11  12  13  14  15